Страницы: 1 | 2
(E.Hemingway, "Moveable feast")
...
И на листочках вееров поблeклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками по льду и кольцом на стеклах, -
И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец - чтоб было всем известно! -
Что ты любим! любим! любим! - любим!
Расписывалась - радугой небесной.
Как я хотела, чтобы каждый цвел
В веках со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест - накрест перечеркивала - имя...
Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты - уцелеешь на скрижалях.
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих..."
With all this immensity in a measured world
В мире, где каждый и отч, и зряч,
Где по анафемам, как по насыпям,
Страсти! Где насморком
Назван - плач!
Что же мне делать, ребром и промыслом
Певчей! - Как провод! загар! Сибирь!
По наважденьям своим - как по мосту!
С их невесомостью
В мире гирь.
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший - сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью в мире мер?!
М. Цветаева "Поэт"
- О, Марина! Да ведь это же - из последних сил!
(М.Цветаева, "Сонечка")
"И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа."
(В.Маяковский, "Лиличка!")
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа."
(В.Маяковский, "Лиличка!")
немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь - человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
(Иосиф Бродский)
If you don`t understand my silence how can you understand my words?..
Будущее одной иллюзии.
"...Беспомощность ребенка имеет продолжение в беспомощности взрослого... Когда взрослеющий человек замечает, что ему суждено навсегда остаться ребенком, что он никогда не перестанет нуждаться в защите от мощных чуждых сил, он наделяет эти последние чертами отцовского образа, создает себе богов, которых боится, которых пытается склонить на свою сторону и которым, тем не менее, вручает себя как защитникам... Способ, каким ребенок преодолевал свою детскую беспомощность, наделяет характерными чертами реакцию взрослого на свою, по неволе признаваемую им, беспомощность, а такой реакцией и является формирование религии..."
Но где растут стройней и выше ели?
На высях гор, где камень да гранит,
И где земля от стужи, и метели,
И от альпийских бурь не оградит,
И древние утесы им не щит.
Стволы их крепнут, корни в твердь пуская,
И гор достоин их могучий вид.
Им нет соперниц. И как ель такая,
И зреет и растет в борьбе душа людская.
Возникла жизнь — ей бремя не стряхнуть.
Корнями вглубь вонзается страданье
В бесплодную, иссушенную грудь.
Но что ж — верблюд несет свой груз в молчанье,
А волк и при последнем издыханье
Не стонет, — но ведь низменна их стать.
Так если мы — высокие созданья,
Не стыдно ли стонать или кричать?
Наложим на уста молчания печать.
Дж.Г.Байрон
На высях гор, где камень да гранит,
И где земля от стужи, и метели,
И от альпийских бурь не оградит,
И древние утесы им не щит.
Стволы их крепнут, корни в твердь пуская,
И гор достоин их могучий вид.
Им нет соперниц. И как ель такая,
И зреет и растет в борьбе душа людская.
Возникла жизнь — ей бремя не стряхнуть.
Корнями вглубь вонзается страданье
В бесплодную, иссушенную грудь.
Но что ж — верблюд несет свой груз в молчанье,
А волк и при последнем издыханье
Не стонет, — но ведь низменна их стать.
Так если мы — высокие созданья,
Не стыдно ли стонать или кричать?
Наложим на уста молчания печать.
Дж.Г.Байрон
Мне жаль...
"Мне жаль самого себя, других, всех людей, зверей, птиц... всего живущего.
Мне жаль детей и стариков, несчастных и счастливых... счастливых более, чем несчастных.
Мне жаль победоносных, торжествующих вождей, великих художников, мыслителей, поэтов...
Мне жаль убийцы и его жертвы, безобразия и красоты, притесненных и притеснителей.
Как мне освободиться от этой жалости? Она мне жить не дает... Она — да вот еще скука.
О скука, скука, вся растворенная жалостью! Ниже спуститься человеку нельзя.
Уж лучше бы я завидовал... право!
Да я и завидую — камням".
Мне жаль детей и стариков, несчастных и счастливых... счастливых более, чем несчастных.
Мне жаль победоносных, торжествующих вождей, великих художников, мыслителей, поэтов...
Мне жаль убийцы и его жертвы, безобразия и красоты, притесненных и притеснителей.
Как мне освободиться от этой жалости? Она мне жить не дает... Она — да вот еще скука.
О скука, скука, вся растворенная жалостью! Ниже спуститься человеку нельзя.
Уж лучше бы я завидовал... право!
Да я и завидую — камням".
из стихотворений в прозе Тургенева.
Post Mortem.
Белое на черном.
Белое на черном.
The Touchstone. By R.L.Stevenson
“Where do we ride?” said the elder son.
“Across this brown mountain.” said the King, and smiled to himself.
“My father knows what he is doing,” said the younger son.
And they rode two hours more, and came to the sides of a black river that was wondrous deep.
“And where do we ride?” asked the elder son.
“Over this black river,” said the King, and smiled to himself.
“My father knows what he is doing,” said the younger son.
And they rode all that day, and about the time of the sunsetting came to the side of a lake, where was a great dun.
“It is here we ride,” said the King; “to a King’s house, and a priest’s, and a house where you will learn much.”
At the gates of the dun, the King who was a priest met them; and he was a grave man, and beside him stood his daughter, and she was as fair as the morn, and one that smiled and looked down.
“These are my two sons,” said the first King.
“And here is my daughter,” said the King who was a priest.
“She is a wonderful fine maid,” said the first King, “and I like her manner of smiling,”
“They are wonderful well-grown lads,” said the second, “and I like their gravity.”
And then the two Kings looked at each other, and said, “The thing may come about”.
And in the meanwhile the two lads looked upon the maid, and the one grew pale and the other red; and the maid looked upon the ground smiling.
“Here is the maid that I shall marry,” said the elder. “For I think she smiled upon me.”
But the younger plucked his father by the sleeve. “Father,” said he, “a word in your ear. If I find favour in your sight, might not I wed this maid, for I think she smiles upon me?”
[далее]
Страницы: 1 | 2